“Частичная мобилизация” происходит точь в точь как была на русско-японскую

В городе полиция глухою ночью звонилась в квартиры, вручала призываемым билеты и приказывала немедленно явиться в участок. У одного знакомого инженера взяли одновременно всю его прислугу: лакея, кучера и повара. Сам он в это время был в отлучке, – полиция взломала его стол, достала паспорты призванных и всех их увела.

Было что-то равнодушно-свирепое в этой непонятной торопливости. Людей выхватывали из дела на полном его ходу, не давали времени ни устроить его, ни ликвидировать. Людей брали, а за ними оставались бессмысленно разоренные хозяйства и разрушенные благополучия.

Наутро мне пришлось быть в воинском присутствии – нужно было дать свой деревенский адрес на случай призыва меня из запаса. На большом дворе присутствия, у заборов, стояли телеги с лошадьми, на телегах и на земле сидели бабы, ребята, старики.

Вокруг крыльца присутствия теснилась большая толпа мужиков. Солдат стоял перед дверью крыльца и гнал мужиков прочь. Он сердито кричал:

– Сказано вам, в понедельник приходи! Ступай, расходись!

– Да как же это так в понедельник? Забрали нас, гнали, гнали: «Скорей! Чтоб сейчас же явиться!»

– Ну, вот, в понедельник и являйся!

По всему городу стояли плач и стоны. Здесь и там вспыхивали короткие, быстрые драмы. У одного призванного заводского рабочего была жена с пороком сердца и пятеро ребят; когда пришла повестка о призыве, с женою от волнения и горя сделался паралич сердца, и она тут же умерла; муж поглядел на труп, на ребят, пошел в сарай и повесился.

Другой призванный, вдовец с тремя детьми, плакал и кричал в присутствии:

– А с ребятами что мне делать? Научите, покажите! Ведь они тут без меня с голоду передохнут!

Он был как сумасшедший, вопил и тряс в воздухе кулаком. Потом вдруг замолк, ушёл домой, зарубил топором своих детей и воротился.

– Ну, теперь берите! Свои дела я справил.

Его арестовали».

Кстати, тогда мобилизация тоже называлась частичной (частной). Всего в 1904 году было проведено 5 частичных мобилизаций (с апреля по сентябрь) – после каждой мобилизации оказывалось, что солдат всё мало, а японцы так и продолжают бить россиян.

В 1905 году частичные мобилизации продолжились – всего их оказалось 9. Девятая частичная мобилизация началась 16 августа 1905 года, но уже 23 августа был подписан русско-японский мирный договор. Всего за 9 мобилизаций было призвано 1 млн. 754 тыс. человек.

Явка простолюдинов из крестьян и пролетариев составила 97%.

А вот у высших горожан – гораздо меньше. На призыв всех офицерских чинов запаса не явилось 45%, т.е. каждый второй.

Вересаев в русско-японскую пошёл служить военным врачом (как и позднее в Первую мировую). Он описывает, как проходили военные комиссии мобилизованных:

«Ввели солдата.

– Спусти штаны! – резко, каким-то особенным, подозревающим голосом сказал дивизионный врач. – Эге! Это-то? Пу-устяки! Нет, нет, освободить нельзя!

– Ваше высокородие, я совсем ходить не могу, – угрюмо заявил солдат.

Старичок вдруг вскипел.

– Врёшь! Притворяешься! Великолепно можешь ходить! У меня, брат, у самого ещё больше, а вот хожу! Да это пустяки, помилуйте! – обратился он к врачу. – Это у большинства так. Мерзавец какой! Сукин сын!

В полках старшие врачи, военные, твердили младшим, призванным из запаса:

– Вы незнакомы с условиями военной службы. Относитесь к солдатам построже, имейте в виду, что это не обычный пациент. Все они удивительные лодыри и симулянты».

А это описание Вересаевым отправки мобилизованных на фронт:

«Тамбов всё время жил в страхе и трепете. Буйные толпы призванных солдат шатались по городу, грабили прохожих и разносили казённые винные лавки.

Они говорили: «Пускай под суд отдают, – всё равно помирать!» Вечером за лагерями солдаты напали на пятьдесят возвращавшихся с кирпичного завода баб и изнасиловали их. На базаре шли глухие слухи, что готовится большой бунт запасных.

В солдатских вагонах шло непрерывное пьянство. Где, как доставали солдаты водку, никто не знал, но водки у них было сколько угодно. Днём и ночью из вагонов неслись песни, пьяный говор, смех. При отходе поезда от станции солдаты нестройно и пьяно, с вялым надсадом, кричали «ура», а привыкшая к проходящим эшелонам публика молча и равнодушно смотрела на них.

В наше купе вошёл смотритель. Он был смущён и взволнован.