Дед поседелый нашел пулемет. За это кино – “Оскар”

Нет, не спорьте. Зрелище и на самом деле душераздирающее и вполне кинематографическое. Чувствуется, что постановщики этого сюжета хорошо знакомы с мировым кинематографом. Можно давать «Оскар» за каждый поворот сюжета.

Сцена первая. Над мирным Минском кружит вертолет. Включите «Полет валькирий» — и в точности будет повтор «Апокалипсиса сегодня» Фрэнсиса Форда Копполы. В вертолете, правда, не столько валькирии, сколько Один, да и в его имени ударение, следуя русской традиции (с белорусской все ясно, старику не нравится фонетический принцип написания), следует ставить на второй слог.

Но решительности старику, сидящему в вертолете, не занимать, а сопровождающему его мальчику на всякий случай выдали каску. У Копполы, помнится, летящие солдаты просто садятся в каски, чтобы им половые органы снизу вьетнамцы не отстрелили. Мальчик использует каску по назначению, вероятно, предполагая, что если обстрел и начнется, то не снизу, а сверху.

Сцена вторая. Вертолет приземляется. Старик выходит из вертолета. У него в руках автомат, но, почему-то, без рожка с патронами. Это кажется цитатой из недошедшего до нас чернового эпизода к «Полету над гнездом кукушки» Милоша Формана, действие в котором происходит, как известно, в сумасшедшем доме.

Старику выдали автомат, но, понимая особенности поставленного ему диагноза, не стали выдавать патроны. Поэтому не вполне понятно, каким образом и с кем намеревается он воевать – но зато очевидно, что появляющаяся в следующем эпизоде женщина будет играть роль медицинской сестры в психиатрической лечебнице.

Сцена третья. Это уже совсем очевидная цитата – «Бункер» Оливера Хиршбигеля. Старик подходит к немногочисленной группе гитлерюгендовцев, мечтающих погибнуть за него в бою. Искренне благодарит их за самоотверженность. Те радостно подтверждают свою готовность погибнуть.

Старик удаляется в бункер, где мирно застывает за огромным круглым столом. За тем же столом пребывают мальчик, исполняющий роль Евы Браун, и пишущая отчет доктору медсестра, которая, спустя годы, в мемуарах, будет писать, как она боролась с режимом изнутри.

Неужели они действительно думают, что все эти сцены убеждают зрителя, будто на экране предстает победитель. Скорее, наоборот. По городу ходит мирная двухсоттысячная толпа, а в мастерски имитирующих документалистику постановочных кадрах предстает озлобленный и испуганный старик, прячущийся за спины пацанов-фанатиков и рискующий (ибо он же верит в угрозу!) жизнью самого дорогого ему человека.

Гитлер, как известно, отравил Еву Браун. Что будет с мальчиком, которого старик сажает рядом с собой то в вертолет, то в бункер? Я даже не про психику мальчика сейчас пишу – про кажущийся почти неизбежным и заранее анонсированный («Выборы только после моей смерти!») финал.

Это ощущени безысходности усиливается еще и оттого, что вместо мощных армейских подразделений, заслоняющих собой верховного главнокомандующего, мы видим группу хорошо вооруженных (отсылка к образу Отто Скорцени?) пацанов, но все-таки – пацанов. И группа вполне малочисленная.

То ли старик понимает, что ему пока ничто не угрожает, то ли больше никого не нашлось, кому он мог бы доверять. Поэтому армию – и это уже вовсе мы скатываемся к комедии Леонида Гайдая – угоняют завоевывать Казань или Астрахань какую-нибудь, понимая, что иначе, того и гляди, стрельцы вломятся в бункер с криком:

— Царь – не настоящий!

Опричников, конечно, меньше, и страх они уже не внушают. Во всяком случае, шок от их показательных зверствований 9-12 августа прошел. А угроза применить армию и вовсе выглядит уже упомянутым автоматом без рожка, который выглядит игрушкой в руках впавшего в детство старика.

Судя по реакции на вчерашние видеоэкзерсисы, описанные нами, российских должностных лиц и аналитиков, им уже тоже все понятно.

Сумасшедших не поддерживают – их изолируют.

Можно, впрочем, изолировать под вагнеровский «Полет валькирий». На вертолете.