Могилизация ОРДЛО. Как Кремль строит «женскую народную республику»

Пока из каждого пропагандистского утюга в оккупированных районах Донетчины и Луганщины льются бравурные марши о захвате Мариуполя, Северодонецка и теперь Лисичанска, даже самые глубокие ватники среди живущих в ОРДЛО особой радости не испытывают.

Речь о том, что путинская «спецоперация по освобождению народных республик», и об этом прямо говорят даже пламенные адепты «русского мира», привела к радикальному их освобождению от собственных трудоспособных жителей.

По сути, в каждой семье в ОРДЛО, причем вне зависимости от ее идеологических предпочтений, наблюдается своя маленькая трагедия. Она связана с мобилизацией на фронт всех местных мужчин, которая получила хлесткое народное название «могилизация».

Свои «указы» о предписании всем мужчинам прибыть в «военкоматы» главари российских оккупационных администраций в Донецке и Луганске синхронно издали еще до начала полномасштабного вторжения России в Украину — 19 февраля этого года. Тогда же Пушилин и Пасечник запретили мужскому населению от 18 до 55 лет покидать территорию ОРДЛО, а уже с 24 февраля местные коллаборанты начали настоящую охоту на «призывников».

Сначала массовые рейды «мобилизаторов» прошли на предприятиях и организациях, некоторых в «военкоматы» заманивали обманом, но большинство — под страхом увольнения и тюрьмы.

Любого мужчину «призывного возраста», который в марте расширили до 65 лет, останавливали в магазинах, на базарах и просто на перекрестках. Систематически отлавливали в маршрутках, пересаживая силой в заранее подготовленные «воронки», устраивали облавы в подъездах жилых домов.

В результате на улицах можно было наблюдать только женщин, стариков и детей. Главы их семейств перешли на подпольное существование, а кто не спрятался — тут же пополняли ряды мобилизованных, которых в народе прозвали «мобиками». Одним словом, по поводу саркастического обозначения ДНР и ЛНР аббревиатурой «ЖНР» («женская народная республика») уже никто не смеялся.

От скорейшей отправки «на передок» не освобождали ни очное обучение в вузе, ни якобы «бронь стратегического предприятия», ни плохое состояние здоровья, ни настоящая инвалидность.

Были случаи, когда в снайперы записывали не то что близоруких, а и одноглазых. В апреле стали приходить вереницы первых гробов мобилизованных. То там, то сям женщины бунтовали с требованием вернуть им их мужей, посему в мае активная фаза охоты на «мобиков» сошла на нет. Но ненадолго.

Как только запертые в подвалах и на чердаках мужчины решили немножко подышать свежим воздухом, их массированная ловля возобновилась. С наступлением лета в некоторых городах ОРДЛО вообще оцеплялись центральные рынки с поиском на них мужского населения, а после глобального шмона с места облавы зачастую отправлялась целая колона автобусов с насильно увезенными «нарушителями мобилизационных предписаний».

Обыватели зло шутили: вышел за хлебом или сигаретами — оказался под Северодонецком или Изюмом. Параллельно список счастливых обладателей «брони» скукожился не на шутку. Их рабочие места теперь занимают либо местные женщины, либо специально приехавшие из России «добровольцы по восстановлению Донбасса», в том числе и российские студотряды.

Когда в канун последней Пасхи «власти» ДНР и ЛНР запретили хоронить погибших в «спецоперации» на обычных кладбищах, а выделили для подобных захоронений новые земельные участки, все окончательно стало на свои места.

Массу 200-х среди «мобиков» замаскировать оказалось нечем, кроме как такими методами попытаться снять лишний ажиотаж у населения во время традиционных кладбищенских посещений. И это притом что от многих мобилизованных из ОРДЛО родные не могут дождаться весточек несколько месяцев — лишь немногим удается дозвониться с окопов российско-украинской войны домой, рассказывая страшные фронтовые истории.

Все попытки хоть что-то узнать в местных «военкоматах» о судьбе своих мужей и детей обычно заканчиваются для их жен и матерей стандартным ответом: «Позже будет сообщено».

А позже приходит либо похоронка, либо увомление «пропал без вести». Слухи же полнятся ужасами об использовании российской армией донбасских «мобиков» в качестве «пушечного мяса» — без бронежилетов и нормальных касок, зато в кирзовых сапогах и с винтовками Мосина. Для затыкания с такой допотопной амуницией проблемных дыр на самых ожесточенных участках фронта.

Примечательно, что российское минобороны отдельную статистику потерь «народных милиций ДНР и ЛНР» не ведет даже в закрытом режиме, это задача кремлевских гауляйтеров. Они публично называют чуть более 10 тысяч 200-х и 300-х, но масштабы смертей и ранений куда значительней.

Еще в мае источники в украинской военной разведке утверждали, что имеют в своем распоряжении секретные отчеты российских оккупационных администраций в ОРДЛО, передаваемые в Москву, о реальных потерях донецких и луганских «мобиков».

Так, на тот момент речь шла о свыше 17 тыс. погибших и почти 9 тыс. раненых. В ГУР украинского Минобороны особо подчеркивали, что из-за неоказания своевременной квалифицированной медицинской помощи, отсутствия средств остановки кровотечения и вообще нежелания российского командования спасать «трехсотых» среди мобилизованных на Донбассе их количество значительно уступает цифре «двухсотых».

И это еще не было кровопролитных боев в районе Северодонецка и Лисичанска, не говоря об изюмском, херсонском и других жарких направлениях.