Некрокульт

Акция “Бессмертный полк” приводит меня в ужас. Идущие рекой десятки тысяч человек с фотографиями мертвых людей… Ну, один раз это еще можно понять. Чтобы визуально представить себе то количество смертей, что забрала война. Но из года в год…

Мне вот не хочется на это смотреть. У меня такое количество фотографий людей, которых уже нет в живых, собранных в одном месте, вызывает только и исключительно негативную физиологическую реакцию. Шествие восставших мертвецов.

Понимаете… Фотографии погибших в Аушвице должны оставаться в стенах Аушвица. Они не для того, чтобы по фотовыставкам их возить. Смерть – это очень серьезно.

Пойти посмотреть на лица убитых там, заглянуть им в глаза – это должна быть психологическая работа. Смысл же именно в этом – ЗАСТАВИТЬ себя посмотреть на это, узнать это, пропустить это через себя, взять на себя труд ввести в свой мозг и организм эту информацию, осмыслить её, переварить, принять и сделать выводы. Хотя бы такой мелочью отдав им дань памяти. Хотя бы такой мелочью попытаться отдать свой долг за то, что не смогли остановить эти убийства.

Это ДОЛЖНО БЫТЬ психологически тяжело. Это разовые акции. Нельзя ходить в Аушвиц, как на Берлинале – смотреть на фоточки. И уж совсем дико повесить фотографии убитых в Аушвице на фанерки и устраивать с ним каждый год шествие по Освенциму или по Варшаве в день освобождения

Это нивелирует эти смерти. Нивелирует твой собственный душевный труд, который должен быть затрачен.

Это слишком личное. Это слишком единоличное. Это не терпит массовости. Не терпит толпы. Это внутри тебя должно быть. Это твоя личная душевная работа. Твой труд, который ты сам должен выполнить.

Зачем мне мою семейную память вешать на дощечку и нарочито показывать всем? Зачем всем остальным смотреть на фотографию моей бабушки или моего воевавшего еще на Халхин-Голе танкистом деда, и знать, что они уже мертвые?

Нет, я понимаю, еще тридцать лет назад, с посылом – эти люди могли бы еще жить. Но сейчас-то всё уже, все равно эти люди и так уже умерли бы. Ну семьдесят лет уже прошло.

Перебор. Вот правда – перебор с количеством смертей, собранных в одном месте и выставленных на всеобщее обозрение людям, которые этого и не просили.
Обесценивание каждой отдельной трагедии.

Этот массовый культ смерти – избыточен.

Не надо доставать мертвых из могил и трясти ими у всего мира перед носом.

Оставьте вы их в покое уже…

Когда мне было восемнадцать, я впервые попал на войну. Прошло почти четверть века. Я изменился. Я уже совершенно другой человек. Двадцать три года – достаточный срок, чтобы забыть очень многое. Почти все.

Та война меня уже почти совершенно не трогает. Время действительно лечит. Я не знаю, что должно произойти, чтобы я сел и начал вспоминать.

Я не могу уже заплакать по той войне. Ну, разве что пьяные слезы – и то мне надо будет выпить, не знаю, бутылку, наверное, водки, чтобы начать пускать слюнявые пузыри. Вряд ли можно придумать что-то пошлее и постыднее этого.

Память тяжеленными глыбами лежит настолько глубоко внутри, и настолько эти глыбы тяжеленные, настолько серьезных душевных сил требует каждое к ним прикосновение, что ни доставать, ни ворошить их не хочется уже совершенно. А уж тем более на людях. А уж тем более публично.

Осознание – да. Оценка и работа над выводами – да. Искупление грехов – да. Но не танцы с ленточками.

Один мой дед умер, когда мне было года три. Второй – когда мне было лет четырнадцать. Я их уже почти не помню. И меня гораздо больше заботит, что будет с моей дочерью, чем то, что было сорок лет назад.

Я не могу представить, зачем бы я сейчас повесил их фотографии на фанерки и пошел бы с ними расхаживать по улицам.

Все эти слезы по событиям чуть не вековой давности – такое галимое вранье.

У человека, побывавшего на войне, война может вызывать только одно чувство – ужас.

Сама мысль о том, чтоб начать все это вспоминать, вызывает ужас.

А уж пойти с гармошкой и фотографиями убитых плясать на бульваре…

Вы бы, вместо того, чтобы устраивать весь этот парад, занялись бы лучше осмыслением произошедшего. Осмыслением, осознанием, покаянием и недопущением.

Но нет. Их страна опять уничтожает соседние страны, а они ходят с портретами и что-то там гордятся. По событиям семидесятипятилетней давности. В которых никто из них не участвовал.

Нынешняя война меня заботит гораздо больше, чем все прошедшие вместе взятые возведенные хоть в десятую степень.

Детьми лучше своими займитесь. Чтобы они у вас не лезли на новых войнах на чужие земли убивать чужих детей. И сами не горели в танках.